Из книги "Ковчег", 1998
Стихотворения и поэмы
1988
* * *
Когда я вижу иву над водой,
мне всё труднее справиться с собой:
я вспоминаю детство и посёлок;
моей размытой памяти осколок,
он чудом уцелел, как Божий дар.
И я его храню, как антиквар -
но только для себя, не для продажи;
в том много хитрости, а больше - блажи,
поскольку жизнь реальна чересчур
и нужен эдакий невинный “сюр”.
Мечта была. Но не было поступка.
И не впитала мир душа, как губка.
В душе моей осталась только боль.
И критику я говорю: «Изволь,
кляни меня вовсю на всех заборах,
коль не на что потратить больше порох...»
Ведь наше время - годы без войны -
убили двести с лишним миллионов.
А мёртвому в молчанке нет резонов -
над нами вновь мечи занесены.
Казалось бы, есть по соседству страны...
Ужель нам быть особыми не странно?!
Увы... и маршал Брежнев - наш Колумб.
Каких-нибудь там византийских клумб
иль западных излишеств нам не надо.
Была б страна родная песне рада!..
Хотя и здесь пустили петуха...
Остались пух с пером да потроха.
Как видно, при отсутствии изысков
легко скатиться до предсмертных писков;
как видно, ч е л о в е к у н у ж н о в с ё.
А он уж сам решит - чего изволить,
где храм, где срам, а где - ни то ни сё.
Я б не хотел правительство неволить,
но... любите ли вы своих детей?
История п р о щ а е т это чувство.
Любить детей - высокое искусство...
не каждому давалось из властей.
Да вы не бойтесь, вот, мол, идеолог...
ещё один!.. Нет, просто был посёлок.
Всё, что узнал тогда из букваря,
зациклившись, твержу и повторяю.
А если что-то с возрастом теряю,
то стану ль ближних беспокоить зря?..
В те дни нас в жизнь водили, как в кино.
Наставникам простим такую смелость.
И мама раму вымыла давно,
и Маша съела кашу - не наелась.
Но я запомнил иву у воды...
Мы все стояли около беды,
хоть этого ещё не замечали,
поскольку Оттепель была вначале.
Вначале было Слово... а дела...
Но я не злюсь, что Оттепель была.
* * *
Над клевером бабочек стаи - кругами.
Не зная названий, зовём королевами.
И режем осоку босыми ногами,
и медленно путаем правые с левыми.
Над клевером поле - букашкам раздолье,
кузнечики прыгают к солнцу и вниз.
И лбы у кузнечиков круче фасоли,
и бело-зелёным стал солнечный диск.
Мы возвращались домой, как из странствий,
не замечали - ушиб или вывих...
У бабочек в ярком воздушном пространстве
сияли глаза на распахнутых крыльях.
И этот прекрасный сознания хаос
лелеял гармонию детского духа.
А всё, что порядком потом называлось,
воняло сивухой и клеем гроссбуха.
О том ли писать, что возжаждало сбыться?
О жизни утробной в пустеющем зале,
где мы диалектику самоубийства
по Гегелю поздним умом изучали?..
Мы страшные дети безлетья России,
горючая смесь палача и паяца...
К нам бабочки ночью летят золотые
и, мёртвые, у изголовья садятся.
Сны
1. Планета любви
Снилась мне межгуманоидная морзе,
где про Землю и темно, и бестолково...
Не погаснет, мол, она и не замёрзнет,
ничего с ней не произойдет такого...
О Земле у них понятья - никакого,
как живём мы здесь впритирку, под копирку.
Запечатаю всю правду я в бутылку
и швырну её в космическую дырку.
Нас любили, как своих, и Бог, и Дьявол;
за спиной у нас по ангелу и чёрту.
И двойной на душу ныне счёт предъявлен,
потому как сроки близятся к отчёту.
А ночами кто-то жизни нас лишает,
но не бьёт в колокола больной будильник.
Только чёрт один целует-утешает,
аки друг и брат, и собутыльник.
Я машу во сне беспомощно руками...
Чьё крыло на синем фоне золотится?
Это ангелы уходят косяками,
к тёплым звёздам потянулись, аки птицы.
1985
2. Ной и его сыновья
И сказал Бог Ною: "Конец всякой
плоти пришел пред лице Мое ибо,земля наполнилась от них злодеяниями. И вот, Я истареблю
их с земли. Сделай себе ковчег из дерева гофер..."
Быт.
6, 13 - 14
Мне снился крах, похожий на хорал;
за именем там исчезало имя.
Ты, Господи, нам жизнь и разум дал.
Но как же мы распорядились ими?!
Потоки уносили молний сверк,
кровь нашу, наши слёзы, вперемешку...
И плыл ковчег из дерева гофер,
и в нём старик хотел позвать... но мешкал.
Мир двигался под ливнем, чуть живой,
как точечка в стекляшке телескопа...
И снилось мне, что был бездетным Ной,
что мы – лишь Ноев сон во дни потопа.
1988
* * *
Небо с землёю - как брат и сестра.
Теплота бабочки и травы.
Лягушка притихла на дне ведра,
не повернёт головы.
Мир мой сколочен из досок и брёвен,
чист, как смола, и, как ветер, огромен...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рожки да ножки остались, да рвы...
Не повернуть головы,
не разгрести эту мглу;
кто там смеётся в углу?
Чур, меня, чур!..
Ты, что ли, Юр?
Детский приятель мой в угол забился.
Век с ним не виделись. Там он и спился,
не повернув головы...
Юра, хочешь халвы?
Ночь растит изумрудную зелень.
Тишина. И капля не шелохнется в колодце.
И такой свет отовсюду льётся,
что белеет в земле несколько зёрен.
Скажешь ли громко,
ступишь неловко -
мир улетает, как божья коровка,
до капельки, до лепестка.
Не найдёшь во Вселенной и оттиска...
Детские дали расцвечены мелом -
синим и розовым, жёлтым и белым.
Не убавляется жгучая соль:
нянчишь гармонию – вынянчишь боль.
P. S. Понатворили... Страну разорили.
Плавает ненависть клочьями пыли...
Юрка не знает о том ничего.
Он бы спросил с нас. Да нет никого.
